Я грешным делом думал, что если человек не умер через неделю, через год или через десять лет, значит, он находился далеко от взрыва или каким-то образом избежал смертельной дозы радиации. Я ошибся. Передо мной сидели крепкие старики, которым, казалось бы, повезло, и которые прожили после учений еще поч-ти полвека. Но оказалось, что повезло только Жукову и его ближайшему окружению: они сидели далеко и глубоко. Всех остальных радиация не жалела. У вполне, казалось бы, здоровых людей вдруг рождались дети с неизвестными болезнями. Страшные последствия тоцких забав «величайшего полководца XX века» обнаруживаются у потомков участников учений во втором и последующих поколениях: рождаются дети с огромными головами, с мягкими костями. И горестный всхлип одного старика мне не забыть: почему не предупредили, что нам нельзя иметь детей? Почему нас хотя бы не предупредили!
5
Принято считать, что на Тоцком полигоне было две категории подопытных: десятки тысяч лошадей, коров, овец, свиней, собак и кошек и 45 (или 60) тысяч солдат и офицеров. Но была там и еще одна категория подопытных: заключенные.
Рассказывает бывший советский капитан Младлен Маркович. Имя у него какое-то не сибирское. Это требует пояснения. После Второй мировой войны в Советском Союзе готовили тысячи офицеров для армий «братских» стран — Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии, Албании. Но вдруг с Югославией случился разрыв. У молодых югославских ребят был выбор: возвращаться домой, где их посадят как сталинских шпионов, или оставаться в Советском Союзе. Выбор этот был чисто теоретическим. Всех, кто захотел вернуться в Югославию, по приказу товарища Сталина сажали как югославских шпионов. Младлен Маркович в числе многих других пожелал остаться, принял советское гражданство и был зачислен в Вооруженные силы СССР. В Тоцком эксперименте у него была особая роль. Выбор на него пал потому, что в случае гибели о нем никто бы не вспомнил. Вот его рассказ:
Начальник химической службы Южно-Уральского военного округа полковник Чихладзе ввел меня в большой кабинет, где за столом сидели незнакомые мне гражданские люди, представил меня им, повернулся и ушел. Полагаю, что Чихладзе
не полагалось знать о предстоящей задаче. Незнакомые люди не представились и не задали мне ни одного вопроса. Моего согласия ни на что не требовалось. Я выслушал приказ: «С завтрашнего дня вы назначаетесь начальником курсов по измерению радиации при практическом применении атомного оружия в Советской Армии. Вы должны обучить осужденных измерению радиации и с ними измерять радиацию после взрывов атомной бомбы. Все необходимое для работы получите». Далее последовали объяснения о моей ответственности и неограниченных правах: за любое проявление неповиновения подчиненных мне давали право расстреливать их на месте и ни перед кем не отвечать за это. В заключение дали подписать обязательство хранения военной тайны в течение 25 лет. Мне тогда было 27.
Итак: незнакомые лица устным приказом назначили меня на нештатную должность и без какого-либо письменного документа дали задание обучить отряд осужденных с неизвестными мне биографиями. Единственным следом на бумаге была моя подпись с обязательством молчать.
Контейнер и аппаратуру постоянно охраняли два часовых с автоматами. На территорию, где я жил и работал со своими курсантами, доступ был запрещен. <…>
Вся наша защита состояла из общевойскового противогаза, проолифенных чулок и бумажной накидки. Воздушную волну атомного взрыва мы встретили в открытых траншеях. И пока «наступающая сторона» артиллерией и авиацией расправлялась с «противником» по флангам, я на танке двигался к эпицентру. Радиация в радиусе 10 километров была повышенной, а в эпицентре составляла 48 рентген. Вернувшись на КП и доложив начальству о радиационной обстановке, я уже со всеми вместе повторил путь до эпицентра, обозначив флажками степень заражения местности. На этом моя роль главного подопытного на Тоцком полигоне была закончена.
Я не мог стоять на ногах, когда увели заключенных, о судьбе которых я больше ничего не узнал. Меня положили на нары, где я пролежал несколько дней без всякой медицинской помощи. Освидетельствования степени заражения не проводилось. О том, что мое лечение не входило в планы Тоцкого сценария, я узнал доподлинно через 40 лет, когда по запросу получил ксерокопию архивного послужного списка, в котором черным по белому записано, что с 7 августа, то есть за 37 дней до атомного взрыва, находился «в распоряжении командующего Северо-Кавказским военным округом». То есть очень далеко от места тех событий. <…> Немудрено, что следующие полвека мою судьбу, как и судьбу тысяч «подопытных», кроили по официальной дезинформации и лжи, скрепленных подписками «о неразглашении». Открой рот — тут же окажешься государственным преступником. А вся «гостайна» состоит в том, что до сегодняшнего дня у меня нет квартиры, что армия, в которой остались моя молодость и здоровье, не признавала за мной прав на лечение в своих госпиталях. (Литературная газета. 15 сентября 1999 г.)
Мне говорят: вот ты в «Аквариуме» об использовании заключенных в армии, а такое было только при Сталине. Нет, товарищи, вот и при Жукове тоже было. И после него.
6
В сообщении ТАСС о ядерном взрыве на Тоцком полигоне сказано:
Целью испытаний было изучение действия атомного взрыва. При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским ученым и инженерам успешно решить задачи по защите от атомного нападения.
Те, на ком Жуков ставил свой эксперимент, имеют на этот счет иное мнение:
Жизнь показала, что полученный дорого стоивший опыт потерял всякий смысл. Люди, оказавшиеся в зоне ядерного воздействия, даже если они остаются живы, теряют боеспособность и волю к вооруженной борьбе, какими бы высокими моральными и физическими качествами они ни обладали.
Наше участие в этом оригинальном атомном эксперименте долгие годы оставалось военной и государственной тайной, никто нас после учений не обследовал, а заболевших никто не лечил <…>20 ноября 1954 года во время профилактического осмотра у меня в левом легком был обнаружен инфильтрат величиной с грецкий орех. (Геннадий Амбразевич. Независимость. 23 апреля 1997 г.)
Затем Геннадий Амбразевич заболел туберкулезом и провел девять месяцев в госпитале, после этого его вышвырнули из Вооруженных сил с пенсией, а впоследствии лишили и пенсии.
Жителям окрестных сел и деревень товарищ Жуков благодарности не объявлял, но свою дозу они тоже схватили. И была разница: участники учений отвоевали свое, и их увезли. А жители остались тут, в районе рукотворного Чернобыля. На время учений их выселили, после учений они вернулись. Не буду утомлять читателей статистикой онкологических заболеваний в районе Тоцкого полигона. Эта статистика не радует.
Вот так Жуков любил свой народ, своих солдат и офицеров. Прикинем теперь ценность полученного опыта. Участники учений тысячами выброшены из армии и больше в нее никогда не вернутся. Зачем им нужен опыт прорыва через эпицентр ядерного взрыва, если в армии они никогда больше служить не будут? Ни с кем они своим опытом поделиться не могут, не могут рассказать о том, что видели. Какой же толк от такого опыта?
Если бы Жуков подверг десятки тысяч людей радиоактивному облучению, а потом приказал бы их лечить, то опыт приобрели бы врачи. Но никто лечением участников учений не занимался.
Если бы людей после взрыва пропустили через медицинский, радиационный и химический контроль, то опыт получили бы военные медики и специалисты по радиационной и химической защите. Но и этого не было сделано.
Если бы после взрыва проводили дезактивацию техники и вооружения, то опыт получили бы войска радиационной и химической защиты. Но не было и дезактивации.
Так кто же получил опыт на тех учениях и каким был этот опыт? Удивительная логики: мол, научили десятки тысяч людей действовать в условиях реального применения ядерного оружия, а они все вымерли. Так зачем же надо было их учить?
Сразу после учений на Тоцком полигоне нашим восточно-германским друзьям был заказан фильм. Назывался он «Белая кровь». Сюжет фильма таков: проклятые западногерманские реваншисты тянут руки к ядерному оружию. Они посылают в США своих офицеров на учения. Но и американцы не лыком шииты. Десяток западногерманских офицеров американцы используют в качестве подопытных кроликов на учениях с реальным применением ядерного оружия. И вот на этих учениях происходит ядерный взрыв в пустыне. Отделение немецких офицеров, облаченных в серебристые костюмы, похожие на космические скафандры, бросается в атаку. У одного из них порвалась маска, и он вдохнул радиоактивной гадости. И вот этот офицер возвращается домой, его лечат лучшие светила науки, а он тает на глазах. В заключительном эпизоде умирающий немецкий офицер, глядя в камеру, призывает зрителей быть бдительными и не допустить гибели человечества в ядерной войне.
